Какие сказки сочинять вредно. Архетип «наказанного плута, смеющегося над простофилями»

Сказкотерапевт, как и любой писатель, должен помнить о том, что Слово, Сюжет, Персонаж имеют силу, жизнь – отличную от нашей, но не менее «живую». Это не дешёвая мистика, в которую можно выбрать верить, а можно выбрать не верить.

У современной философии и логики есть целый раздел, оформившийся уже в отдельную науку. Этот, скорее, раздел, логики называется: «Семантика возможных миров». Он изучает, как мы «вызываем» к бытию нечто, когда придумываем истории.

Не углубляясь в эту интереснейшую дисциплину, скажем кратко: лингвисты и другие междисциплинарные исследователи доказали – «возможные миры» имеют статус чего-то бытийственного, подлинно сущего. В какой-то степени их можно считать – настоящими, где-то и как-то существующими. И значит на нас – влияющими. Особенно, когда мы настоятельно стучимся в их двери.

Возможные миры – как кошка Шрёдингера, жива она или мертва – покажут соответствующие условия.

При каких-то условиях можно считать, что мы – вымысел, не существуем, (не обладаем подлинным бытием, как говорил о нас Платон!), а вот Гамлет Шекспира – наоборот, живее всех живых.

Если посмотреть на череду актёров его сыгравших за 300 лет (где они, покажите?) и на незыблемого Гамлета – начинаешь верить...

К «возможным мирам» как раз и относятся все создания человеческого Слова, грубо говоря: литературные персонажи, мифы, сказки и сюжеты.

Ясно, что уже после убедительных просьб учёных 20 века относиться к Слову серьёзно, сказкотерапевт должен навострить уши. Может ли он глумиться, сочиняя сказку? Желать кому-то недоброго? Пугать? Кощунствовать? Сопрягать рядом (ради смеха и вызова общественному вкусу) стилистически несопрягаемые понятия? Относиться к своей деятельности несерьёзно?

Постмодернизм, который был в моде в 90-е и как раз увял в начале нулевых, учил, что – да, можно ибо «всё одно». Народная мудрость веков учит, что – нет.

В устном народном творчестве и в народном быту часто драматизируется один старинный сюжет: «Плут-рассказчик и простофили».

Так, часто к детям помладше подсаживается во дворе ребёнок постарше и с видом «бывалого» начинает пугать детишек: «А знаете, что если сорвать листик вот с этого куста и проделать в нём дырочку и посмотреть через неё на небо, то начнётся третья мировая война и все мы умрём?» 

Ему однако вторит в ответ другой архетип, который как бы венчает финалом первый, и это архетип: «Наказанный плут».

Наказание, правда, наступает не сразу... И только для тех, кто серьёзно укрепляется в ходе жизни – в презрении к «глупым людишкам» и одновременно – в легкомысленном бесстрашии по отношению к тому, что выходит за рамки его понимания.

Эти истории можно увидеть не только в сказках и мифах... Что самое волнующее и страшное – такие истории случаются и в нашей жизни! И они носят характер «необъяснимых феноменов».

История Первая: Сейчас вам принесут кофе!

Этот сюжет – очень старинный, бродячий, но нам он известен (и более близок!) в версии, подновлённой жанром анекдота.

На самом деле этот «анекдот» очень важен для понимания всего архетипа «наказанного болтуна».

Итак. Плут-рассказчик приезжает в дом отдыха и тяготится своими соседями-простофилями, которые не могут выдумать ничего интересного, кроме как рассказывать старые анекдоты.

Плут-рассказчик решает попугать соседей-простофиль своими личными надуманными байками и позабавиться на их счёт самому.

Соседи травят старые политические анекдоты, а плут делает умоляющее лицо и подаёт им немые знаки.

«Знаете ли вы, почему здесь нельзя рассказывать политические анекдоты?» – спрашивает плут своих простоватых соседей.–Потому что в каждую отдушину здесь вставлен микрофон, который ведёт прямо в кабинет первого секретаря райкома партии. Не верите, что нас прослушивают день и ночь?»

Плут подходит к отдушине в стене, ставит стул и громко говорит в отдушину: «Принесите сюда кофе!»

Из отдушины доносится треск, а потом ледяной голос сотрудника «органов» отчётливо произносит:

«Начальству пришлась по вкусу ваша шутка. Ожидайте. Сейчас вам принесут кофе».

История Вторая: Ты звал меня на ужин?

Бродячий сюжет про Дон-Жуана известен многим куда больше. История его гибели отдаёт всё тем же архетипом наказанного плута-кощунника.

Хвастаясь перед своим слугой Лепорелло, надменный Дон-Жуан бросает вызов кладбищенской статуе Командора. Он издевательски приглашает каменное изваяние обманутого мужа – отужинать с ним и его новой любовницей – в полночь.

Покойный муж его нынешней подружки (существующий уже увы только в виде кладбищенской статуи) – конечно же, нем и безответен. Но он нем и безответен до поры до времени.

Забыв об оскорблении, нанесённом глупой беспомощной статуе, Дон-Жуан пирует. А дальше происходит знаменитое:

Пролетает, брызнув в ночь огнями,
Чёрный, тихий, как сова, мотор,
Тихими, тяжёлыми шагами
В дом вступает Командор...
Настежь дверь. Из непомерной стужи,
Словно хриплый бой ночных часов -
Бой часов: "Ты звал меня на ужин.
Я пришёл. А ты готов?..

История Третья: письма в никуда

До этого мы рассказывали лишь бродячие сюжеты мифологии и литературы.

Но следующая история действительно произошла в жизни и относится к разряду «необъяснимых феноменов»!

Известным нам всем соавтор «12 стульев» Евгений Петров имел дерзкое хобби. Он сочинял душевные письма и отправлял их по выдуманным им самим «несуществующим» адресам несуществующим людям – по всему миру.

Поскитавшись, письма приходили обратно с пометкой «Такой адресат не найден» – примерно через полгода, обклеенные редкими марками.

И вот однажды «адресат нашёлся»...

Евгений Петров выдумал всё от начала и до конца – только страна Новая Зеландия была им не выдумана. Он выдумал город (Хайдбердвилл), улицу (Райтбич), дом (7) и поселил там вымышленную семью и главу семейства – выдуманного им господина Мерилла Оджина Уэйзли!

В письме наш писатель написал вот что: «Дорогой Мерилл! Прими соболезнования в связи с кончиной дядюшки Пита! Как Ингрид? Как дочка? Я за вами соскучился. Прости, что давно не писал!»

Евгений Петров получил ответ... После этого он навсегда перестал шутить, даже улыбаться, как заметили все его коллеги по редакции. Это было в 1939 году.

В письме, которое пришло из Новой Зеландии, было написано вот что: «Дорогой Евгений! Спасибо за соболезнования! Нам жаль дядю Пита. Ингрид передаёт тебе привет, дочка скоро идёт в школу. Мы до сих пор помним те два дня, что ты у нас прогостил!»

Но самое важное: в письмо была вложена фотокарточка. На ней улыбался незнакомый Петрову мужчина и … сам Петров с ним в обнимку. На обороте карточки дата: 9 октября, 1938 г.

Надо ли говорить, что Петров никогда не был в Новой Зеландии? А что же это была за дата? 9 октября 1938 года Евгений Петров попал в больницу в бессознательном состоянии – с сильнейшей пневмонией и два дня был на грани жизни и смерти.

Неудивительно, что после получения этого письма Петров навсегда перестал шутить и улыбаться.

***
Общее в историях мужчины из анекдота, Дон-Жуана и Евгения Петрова – одно.

Они сочиняли истории с целью позабавиться над Другими, полагая себя в чём-то «выше всех», по крайней мере – храбрее, талантливее, находчивее, сообразительнее, остроумнее.

Каждый раз, произнося Слово, они полагали, что пишут его «вилами по воде». Так думал Дон-Жуан, так думал мужчина, кричавший в отдушину о чашке кофе, так думал Евгений Петров, потешавшийся над сотрудниками почтовых отделений мира.

И каждый раз произнесённое ими Слово «обретало плоть» и давало им обратную связь...

***
Дорогие сказкотерапевты! Вы имеете право сочинять сказки «с юмором и перцем». Но в этом юморе и перце не должно быть ни капли презрения и наглости.

• Ни по отношению к слушателю-читателю вашего произведения,

• ни по отношению к материалу, который вы берёте за основу, (язык, культурный миф, жанр),

• ни к тем персонажам, которых вы упоминаете в своём рассказе.

Ведь страна Мифа, страна Искусства, в которую мы шагаем ногой, сочиняя Тексты, – это очень странное и опасное место. Удачную попытку его описать дал поэт Иосиф Бродский в поэме «Вертумн»:

Я понял, что заблуждаюсь, услышав
Твою беседу с местной старухой.
Язык оказался смесью
Вечнозёленого шелеста
С лепетом вечносиних волн
И настолько стремительным,
Что в течение разговора
Ты несколько раз превратился
У меня на глазах - в неё.
"Кто она?" - я спросил после, когда мы вышли.
"Она?" - ты пожал плечами. "Никто.
Для тебя - богиня"